Создать свою тему оформления
0
"Не могу не вспомнить тихий ажиотаж, царивший в конце девяностых в связи с приходом миллениума и предсказаниями Нострадамуса и Ванги о конце света. Люди пытались разглядеть его буквально везде. В различных космических телах, приближающихся к Земле, в нашествии инопланетян, маньяков и божьей кары - обычные майские ливни, затягивающиеся на неделю с небольшими перерывами воспринимались как всемирный потоп, а ветер свыше пяти метров в секунду - как ураган. В магазинах резко закончились спички и хлеб и сахар. А я усиленно не мог понять, на кой черт людям эти вещи, если они все равно умрут. Должно быть, это мечтатели, перечитавшие в свое время русских братьев Стругацких и собравшихся выживать в бункерах среди ледяной пустыни. Насколько люди все-таки удивительные существа: прошел ровно год, как в Югославии кончилась война и Белград перестали бомбить, а они придумали себе новый геморрой в заднице. Может быть это просто массовый психоз, а может у народа сильно обострилось желание жить. Обострилось настолько, что они уверовали буквально во все, что может этому желанию угрожать. Но самое парадоксальное это то, что люди прятали от соседей мешки с припасами и смеялись друг над другом за слепую веру в подобные суеверия. Притом самые большие лицемеры занимали очередь за сахаром с четырех часов утра.
Пока город тихо сходил с ума, в моем любимом уголке скорби и забвения на Бежанийской Косе было уныло и спокойно как всегда. На кладбищах иначе и быть не может. Там даже время тянется медленнее. Но это только если ты не могильщик. Могильщики, как раз, днем и ночью бегали как ужаленные в зад и работали лопатами, потому что на день приходилось хоронить по двадцать-тридцать человек и это притом, что Бежанийское - далеко не единственное кладбище в Белграде. Народ вымирал умопомрачительными массами и как раз вот это мне и казалось концом света. И это было по-настоящему страшно. Ни дня без работы. Старожили говорили, что страшнее было только во время войны, когда люди в спешке и чуть ли не в сколоченных из фанеры гробах хоронили своих близких, быстро прощались, быстро плакали и быстро убегали прятаться, чтобы успеть до коммендансткого часа и начала того страшного момента, когда начинала выть сирена и уши закладывало от звуков приближения американских бомбардировщиков. А я просто не мог себе представить, что могло быть хуже, чем было тогда, при мне.
В один из таких дней, приблизительно на шестой месяц конца света, мы с Владимиром провожали еще одного. Хоронили в новом квартале, он был еще не расчищен толком и вокруг росла высокая трава. Жарища стояла невыносимая и я вожделенно посматривал на одинокое дерево неподалеку. Вернее на тень под ним. Родня усопшего все тянула и они никак не могли отдать гроб. Я раздражался, но в конце концов, мы его все таки закопали и разрешили семье украсить могилу, а сами ушли в тенечек. Вальяжно растянувшись под деревом, на травке, мы загрустили.
- Тебе никогда не хотелось взять и съцеловаться отсюда куда-нибудь далеко? - спрашивал я, - куда-нибудь, где прохладнее.
- Неа. От жары можно убежать, намочив полотенце холодной водой и укутавшись в него.
Удивительнийший оптимизм. Порой я восхищался им, а порой ну нереально подташнивало, вот тогда, например...Я понятия не имел, где взять холодное полотенце на отшибе кладбища...Да и съцеловаться хотелось на самом деле просто нечеловечески. Куда угодно, подальше от этой жары.
Я внимательно посмотрел Владимиру в глаза и широко улыбнулся. Так, как обычно улыбаются друг другу закадычные собутыльники, когда у кого-то из них есть тайная заначка.
- Что?.. - он явно растерялся.
А мы не пили. Ни грамма. Мы просто уехали. Сели вечером на автобус до Павильон Гарденс (Нови Сад) и качались на качелях. Как два придурка. Просто сели на детские качели и раскачивались вверх и вниз, хохоча как два обдолбаных быдла, под предательский скрип обветшалого дерева. И было по х*й абсолютно на все. Было по х*й, что сейчас под тяжестью наших немаленьких туш сломаются качели. Было по х*й, что мир рухнет. Что нас не станет. Нам было по х*й - мы качаемся на качелях, пока вся страна спит и подсознательно боится не проснуться"© М.К.
Пока город тихо сходил с ума, в моем любимом уголке скорби и забвения на Бежанийской Косе было уныло и спокойно как всегда. На кладбищах иначе и быть не может. Там даже время тянется медленнее. Но это только если ты не могильщик. Могильщики, как раз, днем и ночью бегали как ужаленные в зад и работали лопатами, потому что на день приходилось хоронить по двадцать-тридцать человек и это притом, что Бежанийское - далеко не единственное кладбище в Белграде. Народ вымирал умопомрачительными массами и как раз вот это мне и казалось концом света. И это было по-настоящему страшно. Ни дня без работы. Старожили говорили, что страшнее было только во время войны, когда люди в спешке и чуть ли не в сколоченных из фанеры гробах хоронили своих близких, быстро прощались, быстро плакали и быстро убегали прятаться, чтобы успеть до коммендансткого часа и начала того страшного момента, когда начинала выть сирена и уши закладывало от звуков приближения американских бомбардировщиков. А я просто не мог себе представить, что могло быть хуже, чем было тогда, при мне.
В один из таких дней, приблизительно на шестой месяц конца света, мы с Владимиром провожали еще одного. Хоронили в новом квартале, он был еще не расчищен толком и вокруг росла высокая трава. Жарища стояла невыносимая и я вожделенно посматривал на одинокое дерево неподалеку. Вернее на тень под ним. Родня усопшего все тянула и они никак не могли отдать гроб. Я раздражался, но в конце концов, мы его все таки закопали и разрешили семье украсить могилу, а сами ушли в тенечек. Вальяжно растянувшись под деревом, на травке, мы загрустили.
- Тебе никогда не хотелось взять и съцеловаться отсюда куда-нибудь далеко? - спрашивал я, - куда-нибудь, где прохладнее.
- Неа. От жары можно убежать, намочив полотенце холодной водой и укутавшись в него.
Удивительнийший оптимизм. Порой я восхищался им, а порой ну нереально подташнивало, вот тогда, например...Я понятия не имел, где взять холодное полотенце на отшибе кладбища...Да и съцеловаться хотелось на самом деле просто нечеловечески. Куда угодно, подальше от этой жары.
Я внимательно посмотрел Владимиру в глаза и широко улыбнулся. Так, как обычно улыбаются друг другу закадычные собутыльники, когда у кого-то из них есть тайная заначка.
- Что?.. - он явно растерялся.
А мы не пили. Ни грамма. Мы просто уехали. Сели вечером на автобус до Павильон Гарденс (Нови Сад) и качались на качелях. Как два придурка. Просто сели на детские качели и раскачивались вверх и вниз, хохоча как два обдолбаных быдла, под предательский скрип обветшалого дерева. И было по х*й абсолютно на все. Было по х*й, что сейчас под тяжестью наших немаленьких туш сломаются качели. Было по х*й, что мир рухнет. Что нас не станет. Нам было по х*й - мы качаемся на качелях, пока вся страна спит и подсознательно боится не проснуться"© М.К.
