Миниатюры.

http://fantasy.21.ru/?id=390&page=1

diaset, )
Польщена твоим вниманием(с)
Мягкая дрожалка

Salamandra, стараюсь

Что только не найдёшь в сетях интернета.

к чёрту всё

Сообщение изменено: Mymymy (28 ноября 2005 - 02:37 )

По тому, как он раздевается в прихожей, я понимаю, что он выпил. Чересчур долго возится с ботинками, ставя их на полку для обуви — непременно что-то сшибет. Стараясь не греметь, он достанет из карманов пальто пиво, но все равно одна из бутылок предательски глухо звякнет — о связку ключей, о другую бутылку, обо что угодно.
Повернувшись к стенке и закрыв глаза, я стараюсь дышать ровно. Иногда он на цыпочках проходит на кухню, закрывает там дверь, и через секунду я слышу тихий гул телевизора — бокс, футбол, Формула-1. Спорт настоящего мужчины. В такие ночи я считаю, что мне повезло.
Есть и другой вариант — он заходит в спальню, шуршит позади меня сбрасываемой одеждой и, не утруждая себя душем, лезет ко мне в кровать. Сначала он легонько гладит меня кончиками пальцев по телу, ему это кажется необычайно возбуждающим и сексуальным. Затем он лезет слюнявым языком мне в ухо, пьяно шепча что-то о зайке, рыбоньке, его сладкой девочке. От него пахнет гадким перегаром, смешанным с вонью десятка выкуренных сигарет и немытым телом, пережившим рабочий день. Еще — остатки утреннего одеколонного душа и неприятный запах изо рта — у него что-то с печенью.
Если я делаю вид, что не просыпаюсь, он иногда успокаивается. Мнет мою задницу сзади и мастурбирует. Сжав зубы, я беззвучно плачу, когда он начинает двигаться быстрее, тихо, едва слышно подскуливает и стреляет в мою спину скользкой теплой спермой: после, утром, я долго тру заскорузлую, стянутую клеевидной пленкой кожу в этих местах. Но даже тогда я считаю, что мне повезло — пусть и не так, как в варианте телевизора с футболом.
Третий вариант — ему хочется «настоящего» секса. Он переворачивает меня на спину, и не заботясь тем, сплю ли я, хочу ли я лезет языком мне в рот, слюнявит мои щеки, ключицы, грудь. Он кусает меня за соски, иногда я вскрикиваю от боли. Самое смешное (если рассказанное до этого момента посмешило вас), что он считает мои крики комплиментом себе, как великому любовнику.
Я успокаиваюсь, когда он начинает меня трахать. Его эротический репертуар крайне скуден и ограничивается тремя позициями, теми самыми, которые вы назовете первыми, попроси вас кто-нибудь перечислить сексуальные позы. Он всегда трахает меня с закрытыми глазами и приподнятой головой — кто-то говорил мне, что такая поза мужчины означает, что в этот момент он в мыслях трахает кого-то другого, используя тебя в качестве живой резиновой бабы. Меня это не беспокоит — по крайней мере, он не облизывает меня в течение всего акта, как имел привычку раньше. Через три минуты он дергается и выползает из меня, оставив внутри мокро и склизко.
Если он сильно пьян, он подолгу не может кончить. Когда у него пропадает эрекция, он откатывается в сторону и, впившись пальцами в мою грудь, мастурбирует. Доведя себя почти до оргазма, он торопливо бросается на меня и вставляет в меня член, чтобы успеть кончить внутрь.
После всего он говорит мне ласковые слова и целует в ухо. Меня тянет блевать. Я ухожу в душ и делаю воду горячей, очень горячей. Я беру жесткую мочалку и скребу тело до тех пор, пока на коже не появятся красные пятнышки. Одновременно я чищу зубы, стараясь прогнать даже воспоминание о его запахе. Останавливаюсь, только когда понимаю, что ранила десну.
Самую сильную ненависть мы испытываем к тем, кто рядом, и чем ближе человек, тем сильнее ненависть.
Я ненавижу своего мужа.
Я согласилась выйти за него за муж не потому, что любила — скорее, он казался милым, безопасным, добрым, не таким как все (к тому времени я пару раз обожглась на сильных мужчинах с холодными взглядами). Он не скрывал, что хочет семью и детей, что большая редкость для тридцатилетнего москвича. Мы ходили в кино, театр, он дарил мне цветы. Дальнейшая наша с ним жизнь рисовалась мне не как страстный союз двух любящих сердец, а как доброе партнерство и надежная дружба. Можете обвинять меня сколько угодно, но картина прочной семьи, пусть и не скрепленной любовью, казалась мне в тот момент куда как выигрышней самого безумного романа, когда не звонишь ему и ждешь, чтобы он позвонил первым; когда в ларьке у дома покупаешь сразу две пачки сигарет, чтоб ночью не спускаться; когда, воспользовавшись минутной отлучкой, нюхаешь его пиджак — нет ли чужих духов, и роешься в памяти его мобильного и содержимом его записной книжки, выискивая там Светок с работы, Элл из парикмахерской и своих лучших подруг.
Через полгода после свадьбы я поняла, что кино, театрами и розами ограничивается его понимание развлечений и светской жизни. Он не знакомил меня со своими друзьями, а моих отвергал, всякий раз находя в них черту, которую можно высмеять.
Почти каждый вечер мы сидели дома, уткнувшись в телевизор и глядя очередной взятый им в прокате или «скачанный друзьями» фильм. С видом напыщенного превосходства он рассказывал мне об актерах, бюджете, сборах, ожидая, как я буду восторгаться его эрудицией.
Он не любил скандалов. У нас их и не было, ведь он такой тактичный, такой спокойный… Вместо скандалов эта сволочь усаживала меня в кресло, садилась напротив и с похоронным выражением лица доказывала мне, почему я не права — иногда в течение полутора часов:
— Я не настаиваю на своей правоте, давай просто логично попытаемся рассуждать. Я мужчина, моя задача — обеспечивать семью, твоя же — обеспечивать мне условия. Но если ты хочешь равноправия — окей, пусть будет равноправие, мы можем распределить обязанности по дому, но тогда ты должна будешь, как и я, вносить свою долю в семейный бюджет, долю посильную…
— Я вношу.
— Да ла-а-адно! Танюш, ты вчера с сумочкой «клиниковской» пришла, в ней что было?
— Ты рылся?
— Просто спрашиваю.
— Зачем, ты ведь посмотрел уже.
— Лосьон, кремов две штуки, для макияжа что-то. «Клиник» — дорогая марка и, милая, мы просто не можем себе её позволить, по крайней мере, на мою зарплату. Или ты считаешь, что это мои деньги должны идти на продукты, на бензин, на мебель, ты же свои должна тратить на себя, так?..
Это может продолжаться часами, и повод не важен. Раньше это случалось раз в месяц, потом — раз в неделю. С недавнего времени, если он не приходит пьяным, это случается ежедневно. Я забыла время, когда мне было хорошо с ним.
Когда к нам приходят знакомые, а это случается все реже и реже, он, разговаривая, берет меня за руку, называет все время Танюшкой и без конца говорит «мы» — мы собираемся, мы подумываем, мы решили. Мои подруги от него без ума. Когда я попыталась пожаловаться на него маме, перед которой он тоже ломает семьянина, она спросила — он тебя бьет? Пропивает зарплату? Изменяет? Получив на все отрицательный ответ, мама сказала — не майся дурью. Нормальный мужик, кормит тебя и одевает.
Одевает… Два раза в год, в конце января и начале августа мы носимся по распродажам, покупая вещи со скидкой или небольшим дефектом, и каждый раз мне приходится объяснять, чем вот эти сапоги за двести долларов лучше тех, которые «такие же, но стоят дешевле в два раза». И каждый раз он вымогает благодарность, и я должна отработать эти тряпки, даже не собой, а поклонением ему, великодушному и щедрому.
Я изменила ему дважды. Не то, чтобы я была не в силах противиться зову плоти или была безумно влюблена — нет, каждый раз, принимая в себя торопливого любовника, я представляла, как мой муж сейчас сидит за своим светлым рабочим столом, в костюме и галстуке, весь такой напыщенно-правильный, и как он подолгу выговаривает небольшому штату своих подчиненных, и как он, преисполненный собственной важностью, идет домой, гордо неся себя через толпы прохожих — быдла, несоизмеримо ниже него стоящего на эволюционной лестнице.
Своим любовникам я позволяла делать то, от чего давно отвадила мужа. Первый оставил меня, как раз испугавшись моей ненасытности и тяги к новым, с каждым разом все более смелым, экспериментам. Второй со мной до сих пор.
Мне двадцать шесть лет, но я чувствую, что обе мои ноги, по колено, застряли в тягучей и плотной, как битум, массе этого брака.
Почему я не уйду от него?
Не знаю — он ведь меня не бьет, он мне не изменяет, не пьет каждый день.
Сволочь.

Та-а-к. что тут у нас… Блин, тысячу раз ей говорил — сапоги не ставь на пол. Рядом же стоит полка для обуви. Неужели так трудно сняв сапоги — поставить их на полку, она же для этого и предназначена.
Кухня. Холодильник можно не открывать — сто пудов пусто. Блин, неужели мне хочется скандалить, каждый раз её во всё носом тыкать — но как по-другому? Вот объясни мне, милая, как по-другому? Я прихожу с работы вечером — дома бардак, везде эти журналы твои бабские валяются, белья полная корзина — неужели так трудно час в день посвятить порядку в доме? Мне это нужно или нам это нужно? Елки, всего лишь пытаюсь нор-маль-ную семью построить.
Завтра на работу с утра бежать, а придется её сначала упрашивать завтрак сделать, брюки сто пудов не глажены, засранка, Зайка, прости за грубость!, те трудно, приветик твою мать, руки лишний раз поднять? Сидишь тут дома целыми днями, по телефону лебедишь со своими подружками-дурами, лень жопу оторвать и полы помыть? Так въцеловать ей хочется, чтобы лыбу эту с рожи согнать, чтоб заревела, чтобы стоять над ней с выставленным указательным пальцем и жестким голосом, что теперь она будет делать то, что он скажет. И делать быстро, без обсуждений…
Нет, так нельзя… Успокойся. Тихо, без повышения голоса, надо ей все логично объяснить, саргументировать, воззвать к голосу разума.
Хотя на фига мне это надо? Каждый день её строить, воспитывать. Что она мне дает взамен? Сокровища духа? Да тупая она, как пробка. Секс безумный? Бревно великолепное, раздвинет ноги и лежит, как я ни старайся. Пососать не допросишься. Пиздец — я, красивый, удачливый, успешный мужик — дрочу! С такой частото й, что школьный рекорд позади остался. Как ритуал уже: встал, зубы почистил, воду погромче, подрочил. Заебись, путь открыт к успехам.
Друзья её это отдельная песня. Я вот на них смотрю и не могу понять — о чем они говорят? Бесконечные бессмысленные терки об общих знакомых — этот туда уехал, эта оттуда вернулась, эти вместе щас, а эти, ты что, они давно разбежались уже. Не дай бог в такого превратится.
На фига она мне нужна? Не знаю, жалко её. Пусть даже ценой себя. Ну да, я себе немного испортил жизнь — мог бы найти получше кого-нибудь. Но если брошу, кто её возьмет? Жизнь девке испорчу, я же не такое говно. Как бы ни пошло звучало, побуду благородным. А почему надо стыдиться это говорить? Да, я благороден, потому что содержу её, кормлю, одеваю, сапоги за двести долларов купили в январе, правда тепло, ничего, на следующую зиму… Куда она без меня — пропадет же. Вот единственный минус — неблагодарная ни фига. Я её, можно сказать, подобрал, а она, Зайка, прости за грубость!, ванную не помыла опять, тысячу раз же ей говорил…
— Мася… Масенька, сладенькая… Да, вот так, дай я тебя поцелую там… Вот так, да…
Мужчина с залысиной на голове и рыхлыми валиками жира по бокам, над трусами, спускался вниз, целуя женщине сначала грудь, потом живот. Внизу живота, у лона, остановился и задвигал головой.
Женщина смотрела на стену. Взгляд её был пуст. Ей хотелось спать. Поняв, что муж может задержаться внизу надолго, она положила руку ему на затылок и чуть надавила, поманив к себе. Когда он поднялся к ней, женщина взяла его за член, ввела в себя и, схватившись руками за его впалые, в оспинах, ягодицы стала быстро двигать на себя. Мужчина трахал её в быстром темпе, по-собачьи, а женщина то легонько сжимала, то разжимала его яйца в своей ладони — подруга рассказала ей, что это верный способ заставить мужика кончить быстрее.

ппф у афтара фигово с бошкои

Да нет. мне во всяком случае показалось, что такие отношения у многих...
сразу подумал, слава богу не женат!

Согласна с diaset. Интересно было прочесть, навивает на размышления

Рассказы А.П.Чехова.

Mymymy, Бегбедер руляет, но тут перевод галимый, если честно.

А по теме... нет такого. Хотя во, вспомнила. Лет пять назад прочитала - зацепило.
Сейчас чушью кажется, но нынешним дурочкам может понравится


--------------------------------------------------------------------------
JAMIN'E

"Закрой за мной дверь - я ухожу"
Из известной песни




Я мертвый. Не знаю, о чем писать и тем более - кому. Мне страшно. Мне больно. Сдох и хочу сойти с ума. Остатками зубов я продырявил губы и пробовал разбить голову об камень. Не удалось - просто теряю сознание, а потом боль возвращается. От чего сходят с ума? Боль не помогает. Господи!... Я и ему не нужен.

Все равно пишу.

Насчитал семь ночей. Может прошло и больше, я не знаю, сколько был без сознания, когда меня сюда сбросили. В полдень я вижу краешек солнца высоко вверху, значит меня увезли далеко на север. Пыль очень горячая и едкая.

Они взяли меня почти у южной границы; охотились давно. Я не оправдываюсь, но у меня действительно не было выхода. Тогда в Лондоне предупреждали, что живым лучше не попадать; мы смеялись: конвенция. Первым был Пауль. Лучший стрелок, но плохой солдат. Отрубленные руки и ноги плохого солдата я потом собрал в картонную коробку и сжег; тело и голову так и не нашел. Это были его руки - на каждой красовалось аккуратно вырезанное ножом пояснение "Пауль - тебе". Хотя, у него тоже не было выбора. Или патрона. Мы все знаем друг друга по именам - и своих и чужих. Чужих находим и отрабатываем чеки. Свидетели входят в стоимость, это бонус заказчику и наша страховка. Пауль не оплатил взнос по полису. Он всегда мне нравился; утверждал, что колбасу придумали итальянцы, чтобы класть ее в пиццу, а я не итальянец - я из Палермо. Я - Марко, бывший живой, а сейчас мертвый.

Ноги болят. Заставляют скрипеть зубы.

Не показывайте эти записи моей маме. Она до сих пор считает, что я учусь в Лондоне. Я собирался, но деньги кончились - пришлось продолжать в Триполи. Бакалавром стал уже здесь. Милая мамочка, я тебя люблю! Прости, но в церковь так и не хожу. Не сердись. Жаль, но и отец Джованни расстроится - он всегда говорил, что у меня есть будущее. Может он и прав - человек, который не пил ничего крепче вина во время причастия, просто обязан иметь будущее - это про молодого Марко, который умер, но с ума пока не сошел.

Больно. Пополз пить.

Меня накрыли люди черного кубинца, который называет себя Кванза. Эх, Пауль... Взяли спящим, без шума; думал, что сразу убьют. Ошибся - они умеют это делать правильно. Кто-то умный сказал, что ожидать смерть страшнее всего. Ничего подобного - остаться в живых, балансируя между и без шансов потерять рассудок. Вот правильная смерть. Наверное на Кубе этому в школах учат. Я еще даже шутить могу.

И Кванза умеет. Теперь я догадался, куда меня везли двое суток. На местном диалекте это место называется Jamin'e. Людей здесь не бывает. Проклятое место с красивым именем. Радиоактивно все. Старые шахты брошены умирать за ненадобностью и уже частично обвалились. У моей остался только вертикальный вход и часть тоннеля. Странный народ эти местные - прокляли, но рельсы, уходя, забрали с собой; остались только прогнившие шпалы. Может тоже пошутили, как Кванза? Он мне переломал обе ноги грузовиком, но оставил один глаз и руки. И видимо, намекнул, что пора исповедь писать - следом сбросили эту книжечку кроссвордов на испанском и огрызок карандаша. Пишу исповедь. Прямо как при жизни - на полях и между строк.

Думаю, что остатки Пауля где-то рядом. Кричал, пока не охрип - мертвый мертвого должен услышать. Молчит. Может, совсем умер?

Никогда не понимал азиатов с их страстью к насекомым, зато теперь могу с уверенностью гурмана сказать, что мокрицы (или как их там) вкуснее червей. Добрый Кванза все предусмотрел - тут даже вода есть: её можно слизывать со стены. А еще она иногда капает по ночам. Вот так: кап... кап... кап... Господи!!! Почему я как всякий нормальный человек не могу сбрендить!?

Кап... Кап... Кап... ... КАП!!!

Не писал два дня - слушал воду. Плоть вокруг голой кости на правой ноге потемнела, но болит уже не так сильно. Левая вроде держится, хотя чувствую ее хуже. В глазу все плывет.

Пауль!!! Мне тоже больно! Я рядом! Держись, амиго...

Святой отец говорил, что Бог есть в каждом из нас. Интересно, а какой Бог во мне? Наверное какой-нибудь падший, а эта шахта - ад для падших богов. Господи, как кожа горит!.. Из-за боли никаких мыслей в голову не лезет...

Днем было жарко, и я опять терял сознание. Скорее всего от голода. Черви с мокрицами тепла не любят. Пополз ужинать.

Мертвецы тоже способны убивать. Выкопал жирного червя. Мне его жалко, даже смешно как-то - он хотел сожрать мое дерьмо, а сам в него и превратится. Мутант. Я тоже скоро стану мутантом и у меня вырастут три ноги, но это будет позже.

До вечера смотрел вверх - трех ног не хватит. Надо еще шесть рук. Придется почаще дышать пылью, это поможет.

Сколько длится вечность?

Хорошо, что мой раздробленный нос ничего не воспринимает. Мертвые, должно быть, сильно воняют. Мудрый Кванза.

Забыл написать, что всю одежду они тоже забрали, видимо для полного самоочищения. В собственном дерьме.

А может, этот ублюдок Кванза - Бог? У всех внутри, а мой снаружи... Я поднял руку на Бога. Только вдвоем с Паулем мы лишили его половины ангелов, а боги такого не приемлют. Надо будет спросить у отца Джованни.

Ног не чувствую. Сколько прошло времени? Вверху утро. Здесь как обычно - ад.

Если Кванза Бог, то неправ. Мне бесполезно каяться в грехах. Таких, как я, нужно душить нерожденными. Кающийся циник, это просто смешно. Господи! Да убей же ты меня! Лиши меня разума, Господи... Забери его и разбросай по шпалам! Я и так умер!

Слишком часто пошли провалы. Ноет глаз, которого нет. Мы с ним, как близнецы: пишущий мертвец и болящее ничто.

Сейчас сегодняшнее утро или завтрашнее? А может и послезавтрашнее?

Кап...

Какая разница!?..

Прошло много дней. Совершенно не знаю о чем писать. Слизываю воду, чередую мокриц, червей и какие-то горькие корни. Два раза в аду был выходной - шел дождь. Гнию заметно медленнее. Наверное радиация не дает житья микробам, которые доедают мои ноги и глаз. Ставлю на радиацию...

Писать не о чем. Больно. Одиноко.

Звезды падают только по ночам.

Опять пробовал сойти с ума. Не дано.

Кап... Кап... Кап...

...


Странно, но вечность кончилась! Я теперь не один! Ночью слышал, как вверху подъехала машина и через некоторое время ко мне что-то упало. В темноте я не мог этого разглядеть, но подполз и потрогал: теплое, приятное на ощупь тело. Это молодая женщина или девушка. Господи... У нее все лицо соленое и мокрое - выколоты глаза. Руки сломаны, но ноги целы. Кванза, мама миа... Ублюдок!.. Она тяжело дышит и без сознания; вздрагивает от моих прикосновений. До рассвета слизывал воду и носил ей.

Её-то за что!? Совсем молодая... Лет может пятнадцати. Негритяночка - к полудню очнулась и вся дрожала. Новичкам страшно даже в аду. Я ее гладил по кучерявой головке и шептал ласковые слова - вроде успокоилась - сейчас спит. Бедная девочка...

Кванза подонок, а не Бог. Моей девочке он отрезал язык. Я даже не знаю, понимает ли она меня. Пробовал с ней поговорить, но так и не понял, знает ли она итальянский или английский. Видимо нет. По крайней мере, упокоилась - ночью мы смотрели на звезды; я ей пел мамину колыбельную.

Девушку назвал Jamin'e. Поначалу она дергалась от этого, а потом привыкла. Красивое имя. Ей нравится моё.

Теперь мы умерли вдвоем, так хоть не скучно. Я - охотник и водонос, а она прижимается ко мне ночами и согревает. Пробовал сделать что-нибудь с ее руками, но девочка так захрипела, что пришлось оставить все как есть.

Я проиграл. Микробы сильнее - правая нога чернеет на глазах. Ночью разбудила Jamin'e - наверное кричал во сне. У меня жар, зато совсем не страшно. Жаль, что кроссворды почти все исписал и карандаш стачивается. Тоже наказание своего рода: появилось о чем писать...

Она тоже любит смотреть на звезды и ей нравится, как я пою!

Забавно. Может ли грешник быть счастлив в аду? Похоже я влюбился. Мама всегда мечтала увидеть мою семью и нянчить внуков. Много-много детишек. Вероятно, и ее мечта исполнится?

Будь оно все проклято! Я объяснился в любви, а она рыдала. На это просто невыносимо смотреть: из пустых глазниц текут слезы! На закате.

Jamin'e тоже призналась в любви. Она не может меня обнять, но зато страстно целует. Мы целовались до утра и шептались, чтобы никто не слышал. Я плакал, хоть и солдат.

Милая... Не знаю, как ей помочь. Сегодня ее все утро душит кашель с кровью. Боже! Она ведь по-настоящему умирает! Я все равно сделал ей предложение стать моей женой. Она согласилась. Кванза, сучий ты подонок!!!

Пишу с трудом. Сильно дрожит рука и глаз мутный. От карандаша остался обрубок с ноготь. У Jamin'e постоянно течет кровь изо рта и все тело горит. Она прокусила мне руку и поцеловав, влила в рот немного крови. Кажется, я знаю, что она хочет.

Мамочка! Мы хотим иметь ребенка! Ты счастлива? Я - да...

Все утро Jamin'e кормила меня кровью и целовала. Боже... Мы хотим иметь сына! Нам плевать на все. На том-этом свете...

Милая.

Она уже не дышит, а я ее глажу по животу. Я ее люблю.

Все. Для одной строки.

Ночью слышал сверху английскую речь и не стал орать им на все кладбище. Я католик. В Палермо никогда не разводятся. До самой смерти. А мы живы.


* * *


Мы нашли эту шахту летом 85-го. Сначала хотели похоронить их, но передумали - взорвали шахту Jamin'e. Между миром живых и мертвых должна проходить граница. Начавшаяся там много лет назад война, продолжается и по сей день. Ненавижу кроссворды.

© 1985-2000 гг.


P.S. "Jamin'e" - дословно: "быть в состоянии, когда все плохое уже позади, надежда" на одном из местных диалектов. В этом древнем наречии отсутствует будущее время. Напрочь.


(с) Ork McKeen

Сообщение изменено: Фнтн (17 ноября 2005 - 00:59 )

у гришковца есть хорошие вещи. если не читали - рекомендую

Барбюс - Нежность
Борхес - Роза Парацельса
Дюренмат - Сын

Это что сразу вспомнилось...объём - не больше 2-ух страниц А4 = )

"..Это я однажды вечером на берегу реки моими чистыми и благоговейными
руками подняла голову убитого Орфея, и много дней я несла ее, пока усталость
не остановила меня.
На опушке тихой рощи, где белые павлины бродили в тени деревьев, я села
и заснула, сквозь сон чувствуя с болью и с радостью бремя священной головы,
которая покоилась на моих коленях.
Но, проснувшись, я увидала горестную голову, которая глядела на меня
красными и пустыми глазницами. Жестокие птицы, которые выклевали ему глаза,
склоняли вокруг меня свои гибкие шеи и гладили перья своими окровавленными
клювами.
Я поднялась в ужасе от кощунства; от моего движения голова покатилась
между испуганных и молчащих павлинов, и они распускали свои хвосты, которые,
о чудо! не были белыми, но с тех пор и навсегда носили на себе, подобно
обличающим драгоценным камням, образ тех священных очей, чей смертный сон
кощунственно осквернили они"...

http://zhurnal.lib.r...j_t/asama.shtml

Эпиграф номер один:
Здравствуй, Дедушка Шамиль,
Борода из ваты!
Ты принес с собой тротиль,
Ваххабит горбатый?

Них*я я не принес,
Денег не хватило.
Так а Ну зачем же так, ты припер,
Сука без тротила?!!

Эпиграф номер два:
За окном падал снег и пассажирские самолеты.

- А вот и я! - громко завопил гнусавым голосом добрый старичок в красивой зеленой шубке, нарядной белой чалме на голове, лишь войдя внутрь детского сада номер шесть города Гнусного.
- Дедушка Осама пришел! Дедушка Осама пришел! - громко радовались ребятишки, хохоча и хватая старика за длинную, хотя и жидковатую, но такую красивую седую бороду. - Дедушка Осама, ты приехал к нам на волшебных верблюдах, правда?
- А вот и наша Снегурочка! - сказал дедушка Осама, показывая на странное существо в камуфляже, высоких армейских ботинках и парандже.
- Дедушка, а что за подарки ты нам принес? - спросил мальчик Нарзан.
- А ты под елочкой поищи, - ласково посоветовал дедушка Осама. Мальчик Нарзан понесся к елочке и принялся усердно ковыряться в обильно насыпанной вокруг нее мишуре.

Дрись, дрись, дрись,
Елочка - взорвись!

- хмуро сказала Снегурочка прокуренным басом и без предупреждения швырнула под елку противотанковую гранату. Раздался взрыв, и по комнате разметало кусочки того, что было когда-то мальчиком Нарзаном.
- Итак, дорогие мои, этот мальчик наказан за что? Правильно, за жадность и неосмотрительность!
- Кому еще подарок? - хмуро поинтересовалась Снегурочка, поигрывая связкой гранат Ф-1.
- Настоящие подарки, ребята, у меня в вещмешке. Но получит их лишь тот, кто прочитает мне стишок из Самой Лучшей в Мире Книжки! Знаете, как она называется?
- Гарри Поттер?
Раздалась гулкая автоматная очередь, и девочку Бульчатай отбросило к стенке. Ее головка к этому моменту представляла собой кровавое месиво, в котором запутались обрывки волос и клочки бантика.
- Неправильный ответ! - нервно закричала Снегурка, возвращая автомат на плечо. - Кто-нибудь еще хочет умереть? То есть, нет, кто-нибудь еще хочет угадать?
- Да нет, спасибо, мы уж лучше как-нибудь без подарков обойдемся... - ответили дети.
- Ну и совершенно напрасно, - обиделся дедушка Осама. - Ведь тот, кто расскажет мне стишок, получит в подарок новенький пояс шахида, с его волшебной помощью он сможет совершить какой-нибудь громкий теракт и попадет в рай. А тот, кто стишка из Правильной Книги не знает, того моя дорогая внученька Снегурочка пристрелит на месте, и он вместо рая попадет в морг! Как последний шмак и поц необрезанный.
- Пояс шахида, пояс шахида! - восторженно перешептывались детишки. Им всем, конечно же, хотелось получить такой замечательный подарок!
- Дети, - тихо, но отчетливо прошипела воспитательница. - А ну, живо вспоминайте, чему вас учили на занятиях в местном Матрасе, а то нас сейчас всех перестреляют к чертовой матери! На крайняк, спойте хотя бы песенку "Осама, Осама мама!", которую мы все хором разучивали! Говорят, старикашка от нее просто тащится!
Дети взялись за руки и принялись водить хоровод вокруг дедушки Осамы и его необычной Снегурочки, распевая веселую песенку про Осаму-маму, у которой, как известно, было шесть прекрасных дочек-гурий, которые встречали всех героев-шахидов у дверей рая.
- Это неправильный стишок! - снова завопила Снегурочка и дала очередь по хороводу для острастки.
- Много ты, сука, в музыке понимаешь, - процедил дедушка Осама и выстрелил в Снегурочку из подствольного гранатомета, замаскированного под резной посох. - Это моя любимая песня, ты поняла, улюбище мордотряпочное?
- Я больше не буду! - пообещала Снегурочка из-под паранджи и, в подтверждение своих слов, умерла.

- Ну же, дорогие мои, угадайте, какой сюрприз я для вас приготовил?
- Будем играть в заложников! Будем играть в заложников! - радостно галдели ребятишки.
- Тьфу на вас! Экие вы глупые. Не сезон нынче играть в заложников - это мы практикуем на День Знаний! А у нас на носу что?
Все принялись тщательно тереть увесистые носы, пытаясь найти и счистить с них прилипшие козявки.
- Да нет, я не о козявках, кретины сопливые! Я в фигуральном смысле: что у нас скоро будет?
- Что, дедушка Осама?
- Новый Год, идиоты! А угадайте, что мы сделаем на Новый Год?
- Спляшем и споем?
- Снегурочка, внученька моя дорогая, поставь-ка этих полудурков к стеночке! Им ведь всем лет по двадцать, а они до сих пор в детском саду в песочнице окапываются. Они безнадежны.
- Не могу, потому что я умерла, - злорадно прохрипела Снегурочка, лежа на полу и истекая кровью. - В следующий раз будешь думать, некрофило бородатое, прежде чем лупить из гранатомета в свою любимую внученьку! Полюбуйся, у меня теперь все кишки выпущены и обе руки оторваны - чем я буду вразумлять этих маленьких имбецилов? Жопой, что ли? Кстати, о попке! Я ведь, между прочим, так и умерла девственницей, потому что никто и никогда меня не любил. Если бы ты знал, гандон в чалме, как мне балдево!
- Дети! - воскликнул растроганный этой прочувствованной речью старик. - Если среди вас найдется смельчак, готовый доставить моей любимой внученьке Снегурочке последнюю радость, я обещаю, что Снегурочка исполнит его последнее... тьфу ты, я имел в виду - любое его желание!
Детишки вытолкали вперед косоглазого и хромого, но уже со щетиной на лице, мальчика по имени Алкан Запоев.
- Ну же, Алканчик, доставь радость моей внучке! - приветливо обратился к нему старик, взваливая мертвое снегуркино тело себе на колени и стягивая с нее камуфляжные брюки, открывая взору изумленных детей грязный, волосатый и очевидно измазанный в говне зад. Помещение наполнилось столь сильным смрадом, что все были вынуждены зажать носы, а кого-то даже стошнило.
- Эк ее перед смертью опростало, - покачал головой дедушка Осама. - Тут, пожалуй, без средств предохранения не обойтись! - и протянул мальчику Алкану резиновое изделие номер один - противогаз.
- Да не на х*й одевать его нужно, а на морду! - заорал дед на мальчика, открутившего фильтр и пытающегося натянуть гибкий шланг на член.
Алкан оставил шланг на члене, а резиновую маску натянул на голову, после чего приступил к порнодейству.
- Ай! Ой! Зайка, прости за грубость!! Чем это он меня?
- Да ничем особенным. Членом, на который натянут гофрированный шланг от противогаза, - успокоил внучку старик. - Привыкай, в морге с тобой санитары еще и не такое вытворять будут!
- А-а-а-а! Больно! - вопила Снегурочка, выпучив глаза и разбросав кишки по всему полу.
- Любовь и страдания часто ходят рука об руку, особенно на войне, - нравоучительно заметил дедушка Осама.
Двадцатилетний мальчик Алкан, обхаживая сзади Снегурочку, одновременно ощупывал что-то на ее теле спереди.
- И скажи этому извращенцу, чтобы он прекратил хватать меня за яйца! - завопила Снегурочка.
- Молчи, глупая женщина, - процедил сквозь зубы мальчик Алкан. - за что хочу, за то и щупаю. Не нравится - подай жалобу в какую-нибудь феминистскую организацию. Они тебя поймут, у них там у половины тоже под юбками х*й с яйцами, - произнеся это, он задергался, застонал и обмяк, увалившись на окровавленное безрукое тело Снегурки.

- Если под словом "любовь" подразумевается именно это, то я абсолютно ничего не потеряла, когда умерла девственницей! - поделилась своими мыслями мертвая Снегурочка.
- А как насчет желания? - напомнил Алкан. - Я бы хотел, чтобы у меня были такие же огромные мохнатые яйца, как у Снегурочки. А то мои какие-то мелкие и дряблые, и цвет у них синюшный.
- Ну, так и быть, - разрешил добрый старичок, доставая из кармана халата длинный кривой нож с изящной костяной рукояткой. Одним махом он отхватил яйца Снегурочке, которая взвыла благим матом, после чего упала с колен старика на пол и забилась в посмертной агонии. - Вот, держи! Только вначале...
Еще одним заученным движением дедушка Осама отрезал старые и ненужные теперь яйца мальчику Алкану.
- Ведь тебе же не нужно целых четыре яйца, правда? А теперь тебе лишь осталось новые, дареные яйца приделать вместо старых, синюшных - это уж ты сам думай как. У меня хирургическая лицензия только на ампутацию, а трансплантологией я не занимаюсь.
Алкан, издавая тихий протяжный писк, стоял посреди помещения, в одной руке его были яйца Снегурочки, а в другой - его собственные. Тупо глядя в одну точку пониже пупка, он с какой-то механической монотонностью по очереди прикладывал яйца к тому месту в его паху, из которого фонтаном хлестала густая венозная кровь. Через некоторое время он покачнулся, захрипел и повалился на пол, все еще продолжая сжимать две пары почерневших яиц в судорожно сведенных руках.

- Продолжаем веселиться! - жизнерадостно объявил дедушка Осама. - Вы мне, детки, так и не ответили: чем мы займемся на этот Новый Год?
- Уроним пассажирский самолет на резиденцию Санта Клауса!
- Подложим по бомбе под все елочки на детских утренниках!
- Устроим ядерный апокалипсис!
Детишки, чья психика была перевозбуждена зрелищем только что произошедшего некрофилического соития, наперебой предлагали что-нибудь необычное и захватывающее. Добрый старичок Осама только хитро усмехался в бороду и щурил глазки.
- Довольно, довольно, родные мои! Все это, конечно же, очень хорошо, но в этот раз я и дедушка Басай - да-да, тот самый, про которого есть стишок "Дед Басай и Горцы" - мы придумали нечто из ряда вон выходящее: мы украли у неверных Новый Год!
Точнее, мы украли из Москвы их проклятую Остапкинскую Телешаболовку! Даже не спрашивайте меня, как мы доперли сюда эту пятисотметровую махину - но теперь вся Россия осталась на Новый Год без "Голубых С Огоньком", а также - только представьте себе - в момент, когда мы захватили Остапкинскую Телешаболовку, в ней как раз сидел Российский Император, и готовился чего-то там вещать народу.

Все вышли во двор, чтобы посмотреть на это чудо. И действительно, посреди двора высилась пятисотметровая громадина Телешаболовки, по бокам к ней было приделано очень много еловых ветвей, на каждой из которых кто-то подергивался, подвешенный за шкирку. Детишки с радостью узнали в этих ярких, нарядных игрушках завсегдатаев программы "Голубые с Огоньком", популярных артистов, шоуменов и прочих известных педерастов. Сверху для красоты каждый из них был полит напалмом и посыпан яркими блестками и алюминиевой пудрой.
Под этой странной конструкцией была свалена в огромную кучу китайская пиротехника, на которой, со связанными руками и ногами, а также связанные друг с дружкой, сидели международные обозреватели и политтехнологи с правозащитниками.
На самую верхушку Телешаболовки был насажен сам Император, собственной персоной, в сером пиджаке, он был почти не заметен на фоне хмурого неба. Самодержец смотрел вниз своим привычно грустным и мудрым взглядом. В руках его были традиционные символы царской власти: искусственный поинт в одной и клизма - в другой.
- Я хотел украсть еще и Спамскую Башню с Курантами, чтобы точно знать, когда наступит полночь, но так и не смог оторвать ее от Грымлевской Стены! Очень капитальная конструкция, - пожаловался дедушка Осама.
Часы показывали без пяти полночь.
- Сейчас самое время Императору обратиться к народу, - сказал дедушка Осама. - Эй! - крикнул он сидящему на верхушке. - Перед тем, как я подожгу всю эту поебень, у тебя есть пять минут. Остапкинская Телешаболовка транслирует тебя на всю страну, скажи же что-нибудь глубокое и запоминающееся!
А закончить речь я попросил бы ритуальными фразами: во-первых, про то, что терроризм не имеет национальности и вероисповедания - мы от этой фразы прямо кипятком писаем, а во-вторых... Да, не будешь ли ты так любезен сказать: "Ради всего святого, Монтрезор!" И тогда, возможно, я тебя пожалею.
"Ради всего святого, Монтрезор!" - тихо, будто эхо, донеслось с верхушки.
- Вот теперь полный порядок, - удовлетворенно пробормотал старикашка и чиркнул спичкой.

© Copyright Дейзи Чейн ([email protected])

действительно трэш.

а вот этот рассказ победил на конкурсе "паразиты мозга". (угадайте, откуда название, м? )

http://zhurnal.lib.r...o_m/sorok.shtml


СОРОКОНОЖКА

Утренняя пробежка - наилучший способ привести в порядок расшатанные нервы. Только в это время, по горло занятый тонкой работой мультикоординации, я действительно отдыхаю. Бездумная упорядоченность движения, шаги приливной волной, мягкое кроссовочное шуршание. Дворники сторонятся и прикладывают руки к форменным фуражкам, а когда мы скрываемся за поворотом, облегченно вздыхают: пронесло. И снова машут метлами. А между их ног, на грубой ткани муниципальных комбинезонов, привычно расплывается влажное пятно - это чтоб никто не соблазнился; химическая защита от молодой похоти недоперсонков, которые трахают все, что может пожелать им здоровья.
Таких мы обожали приветствовать по завершении пробежки, когда в единой голодной судороге сводило разом все наши желудки:
- Здоровьечка тебе, чмо ушастое! - и очередной моновырадостыш становился нашим завтраком, согласно муниципальному положению об утреннем питании, одобренному городским советом и мультимэром, пункт пятнадцать, параграф Б: "... после чего разжевывать до прекращения криков и хруста костей..."
В этой тушке чуть больше сорока килограммов органики. Примерно четверть от нашей дневной нормы калорий. Остальное добирали за обедом - опять таки, согласно вышеозначенному муниципальному положению.
Я всегда чтил закон внешний, потому что я сам был закон - внутренний. Так мы решили на первом учредительном мультисобрании, и пять счастливейших лет ни у кого не было повода упрекнуть меня за недостаточное радение.
Тогда, пять лет назад, объединялись мы не вокруг моей (аутообожаемой) моноперсоны, но вокруг прогрессивной концепции: эффективность, напор, движение. Оптимальная концепция для мультиперсонального гражданина. Уж поверьте, я знаю, о чем говорю.
Еще будучи моноперсонален, но полон желания непрестанного единства, я видел таких, что расплывались метровым слоем пассивной плоти по стадиону Уэмбли или Лужникам. Их кормили, подвозя органику самосвалами. Их чистили, рассыпая сорбент с вертолетов. Их накрывали сеткой, чтобы вороны не совали клювы в их нежные дыхальца. Кому и зачем нужна такая мультиперсонализация? Только чтобы экономить на низких удовольствиях: один раскошелился на кокаин или амфетамин - тысячи халявщиков стонут от кисленького миультиоргазмика. Одного дрочит пьяная моношлюха, все прочие орут в едином порыве мультивосторга: "Гоооооол!"
Это не наш путь.
Мы выбрали сороконогий биоконструктив, как самый мобильный и несущий положительное агрессивное начало. Как единственно способный на утренние оздоровительные пробежки, перемежаемые легким завтраком или ураганным совокуплением на узких мощеных улочках нашего милого городка. Так что в прежних терминах это можно назвать клубом любителей бега трусцой.
Разделение функций - вот тот краеугольный камень, на котором зиждется жизнедеятельность мультиперсоны. Следовало изначально подобрать каждому сегменту функцию по темпераменту и предпочтениям, чтобы потом не было поводов для нытья и тихого саботажа.
Меньше всего проблем у меня было с выбором кандидата на вакансию анального сегмента. Едва кинул клич, кому, мол, придется срать без просыху, а он уже руку тянул: "Я! Ради Атмана всеединого, пусть это буду я!"
- Ты представляешь, на что обрекаешь себя? - спрашивал я. - Какая это ответственность, какая изматывающая напряженная работа?!
Он не испугался, не опустил руки.
- Тридцать лет я заложил за пятерых, так что худо-бедно разбираюсь в том, как парковать фекалии, - ответил мне с искренним энтузиазмом сей титан анального сфинктера. - Просрусь и за сорокачленную мультиперсону - невелик труд, если не будет диспепсии и диареи... А даже если и будет - ничего, выкрутимся, выдристаемся достойно!
Я не удержался, обнял его в слезном умилении.
- Жаль, - сказал я, - что встречаться в мультителе мы будем редко, да и общаться нам придется через посредников.
Ну, а коли есть голова и попка, расставить остальных тридцать восемь моноперсон с их скромненькими условицами и предпочтеньицами - становится задачей чистой комбинаторики.
Кое-кто недальновидно предлагал отрастить каждому сегменту по четыре ноги. Тогда общее их количество составило бы сто шестьдесят штук - невъебенная задачка с точки зрения координации движения. Разобравшись в биомеханике, я пришел к выводу, что оптимально будет снабдить ногами только нечетные сегменты (начиная с меня, аутообожаемого). Так были выращены двадцать пар мускулистых беговых ног со стопой сорок пятого размера и заключен контракт с городским дистрибьют-центром "Адидас" на мелкооптовые поставки новейших легкоатлетических моделей кроссовок. Все были довольны, потому что одни любили бегать в новеньких кроссовках по утренним улочкам за обоссавшимися от страха недоперсонками, другие же - переваривать их в многокамерных желудках.
Но не все проходило так гладко.
Помню, вскоре после слияния решали мы вопрос гендерной идентичности: какие, значит, выращивать половые органы на усладу всем и каждому. Одни были за крепкий елдак, но другие, феминосегменты, яростно возражали; им пришлось бы по вкусу вырастить в пятнадцатом сегменте пару узеньких гинекоемкостей для жидких подарочков. Мой голос оказался решающим - в пользу елдака. До недавнего времени никто открыто об этом не сожалел.
Подбор сексуальных партнеров тоже тот еще геморрой. Партнер должен быть комплиментарным - надеюсь, это никому не нужно объяснять? У него, господа хорошие, должно быть такое отверстие, куда можно всунуть (желательно, на полную глубину) то, что вы так долго выращивали в генитальной сумке.
Больше всех прочих, мне нравились тихие стройные моноперсоны, какие в уличных ресторанчиках под цветастыми зонтиками с утра до вечера попивают горячий шоколад. Налетал на таких, подминал, нащупывал сладкое... Их хватало только на один раз; они лопались с забавным чпоканьем, когда простата под давлением в тридцать атмосфер накачивала их фруктозно-простагландиновой благодатью. Я извинялся за резкость, поднимал с тротуара, платил за искореженную ресторанную мебель и за амортизацию сладких гинекоемкостей.
Очень скоро почти у каждой встречной тихой моноперсоны в нашем милом городке можно было сквозь прозрачную ткань платьица заметить ровненькую штопку на животе или боку; мало кто обращался к хирургу, предпочитали зашиваться самостоятельно, нося шов как боевую награду. Такие, в принципе, годились на повторное сексуальное использование, но тогда следовало их щадить, позволяя заканчивать процесс вручную. Наша мультиперсона была на это не согласна, а особенно - феминосегменты. Они требовали жесткого, яростного, откровенного секса - того, что моноперсоны с придыханием называют "мультиебля". Скажу даже больше: именно феминосегменты определяли сексуальную ненасытность нашей мультиперсоны, известную на всю республику.
Я любил озабоченную трепотню этих оргазматичек, но зверел, когда они начинали доставать меня нытьем, дрязгами и кляузами. А в последнее время это случалось всё чаще; постоянно ущемлялись чьи-то моноправа, кому-то недоставало лимфопитания. Взаимовлияние и деперсонализация порождали всевозможные моноереси и заговоры. Но попытки ослушания пресекались мною на корню. Устраивал строптивым сегментам инсулиновый шок, спазм гладкой мускулатуры или что-нибудь столь же неприятное. И они становились послушнее.
В общем, мы неплохо уживались эти пять лет. Заседали в городском совете (кто, думаете, предложил муниципальное положение об утреннем питании?), выступали с сеансами мультиебли в столице (о, там улицы прямо таки кишели моноперсонами с девственными боками!), словом, не зря заполняли фекальные стоянки.

Мы прокололись на мультиобразовании. Что знает один, то может узнать каждый - таков был наш принцип синхронно-мутуального развития. Под это дело я выделил лучшие нервные ганглии, быстрейшие проводящие пучки, выстроив сложнейшую систему с высокой автономностью, где каждый образовательный курс или навык локализовался в отдельном нервном центре.
В совокупном активе нашей мультиперсоны были и всевозможные энциклопедии, и пятьдесят наиболее распространенных языков, и адаптированный курс медицины для мультиперсон, полезнейшие моторные навыки - от вождения истребителя и самообороны для мультиперсон, до искусства синхронной мультимастурбации. Многие спешили приобщиться к этим залежам надперсональной мудрости, так что ганглии никогда не простаивали без дела. Отрадно мне было наблюдать такое рвение в мультиобразовании, и не мог я помыслить, во что это вскоре выльется.
Обеспокоиться мне следовало, когда начали поступать навязчивые нейрозапросы о необходимости вырастить дополнительно не менее девяти елдаков и пятидесятилитровые мудя для наиболее полного удовлетворения сексуальных потребностей нашей мультиперсоны. Но не принял мер, счел это идиотской шуткой одного из феминосегментов.
Вскоре на меня обрушился целый поток нейрозапросов: переобуться в "Гриндерсы", выучить китайский и американскую версию английского, заказать пиццу с податливым монодоставщиком... Сотни и тысячи бестолковых навязчивых предложений, рекомендаций и требований - проводящие пучки просто захлебывались этим нейродерьмом.
Когда наконец я решил разобраться с причинами творящихся бесчинств, то пришел в наивеличайший ужас, а точнее, обалдел мрачно. Ибо насчитал две сотни персон на сорокасегментный биоконструктив - многовато, не так ли? Большинство их них были скороспелыми плодами активности нервных центров мультиобразования, одичавших без моего присмотра.
Всякое отправление естественных потребностей превратилось в непрестанную муку. Накрылась мультилебеденкой координация движений и гуморальная регуляция. Полетели к ебеням пищеварительная секреция и моторика. В желудках гнила проглоченная пища, простаивал порожний кишечник. Анальному сегменту оставалось только безработно попердывать. Не скажу, что он был в восторге от этих вынужденных каникул.
Жизненно важные моторные и секреторные команды уже не могли пробиться дальше второго-третьего сегмента, и я почти утратил контроль над мультиорганизмом. Более того, под угрозу было подставлено само выживание нашей мультиперсоны.
Я предлагал радикальные меры, поскольку не видел иного выхода. Хотел фагоцитировать всю сеть мультиобразования: если нельзя подчинить, приходится уничтожать. Но меня обвиняли в невменяемости, отказывались подчиняться. И снова мы не могли просраться, а внутри гнили скверно пережеванные недоперсонки, и отрыжка наша была полна зловония.
Когда страдание стало невыносимо, сегменты решились. Прежде им было страшно, но когда степень затраханости возрастает до хрустальных небес, страх проходит сам собой, адреналин-зависимым ферментом окисляется до неудержимой злобы.
Теперь меня умоляли: выжги, перекрой кислород, убей! Фагоцитируй энциклопедические центры, некротизируй центры рукоблудия!
- Лучше убей центр американского английского языка! - дошел до меня слабый голос анального сегмента.
Возможно, он был прав. В иерархии нервных центров сей охреневший ганглий, похоже, был одним из главных. Но локализация, господа! Локализация! В каком сегменте следовало искать эту паршивую овцу?
Данные были противоречивы. Все феминосегменты, будто сговорившись, указывали на тридцатый сегмент. Ну, конечно! Они были готовы на все, лишь бы избавиться от елдака, отрады и гордости нашей. Терратоиды грзабавные, им приходилось напоминать о мультиперсональном договоре, но они и не думали успокаиваться!
На заре нашего мультисуществования анальный сегмент в недюжинной мудрости своей предлагал вырастить парочку узеньких гинекоемкостей - для внутреннего использования. Как начнут феминосегменты возбуждаться, секретировать эстроген, устроить им субботник своими же силами и средствами (елдаком нашим неописуемой красоты), чтобы расслабились в патентованном нашем мультиоргазме.
Не сделали, постеснялись... И вот к чему это привело.
Были и другие предложения. Я имею ввиду, какой нервный ганглий грохнуть. Всего предложений поступило чуть более пятисот. То есть у каждого сегмента было несколько кандидатов на элиминацию. Каждый подозревал соседа справа и слева в укрывательстве преступных ганглиев, подозревали анальный сегмент. Подозревали и меня, как распространителя бреда о взбунтовавшихся центрах мультиобразования. В последние дни именно эти подозрения стали превалировать в мультиперсональном мнении, трансформироваться в жажду возмездия.
Заговорщики готовили переворот.
Мы как раз ковыляли мимо городской ратуши, замечательнейшего в своей ажурности здания, настоящего украшения старой рыночной площади. Здесь, на виду у коллег по совету, меня вознамерились низложить... Наивные деперсоны! Я же чувствовал их агрессию как свою собственную; я знал наперед все их действия.
И сделал ход первым.
Разом выбросил в гемолимфу всё, что было в секреторных пузырьках. Все медиаторы, все гормоны скопом. Дофамин - нате вам! Окситоцин - помучайтесь, падлы! Пролактин - ради Атмана всеединого! Упейтесь адреналином, говнюки смердячие!
Потом вывернулся до хруста в костях и перекусил мощными своими жвалами тело наше наидивнейшее, наисладчайшее - как раз посередке второго сегмента.
Когда я отделился, сегменты забились в конвульсиях - до них только дошел мой последний гормональный привет. Анальный на радостях обдристался. Елдак выплеснул на фасады домов полугодовой запас семенной жидкости. Кто-то недоглядел за кислотностью, и штукатурка на памятниках архитектуры начала растворяться.
Так закончилось мое мультиперсональное существование.

Недавно я пробегал мимо той площади. Свободный, гиперманевренный, сверхкоординированный, ну что там координировать - всего пара ног, да с моим-то опытом. Видел их, обезглавленных, все на том же месте и в том же плачевном состоянии. За неделю они не смогли решить, кто дифференцируется в головной сегмент. Думаете, крайний? Хрена лысого! Они устроили голосование, деперсоны укуренные! В первый тур прошли седьмой и анальный сегмент. Второй тур выборов назначен на следующую неделю, и я даже догадываюсь, кто в нем победит. Знатный получится головопопк. Его в цирке будут пялить во все щели...
Думаете, я оговорился? Отнюдь, уважаемые! После моего отделения, голоса феминосегментов перевесили, и в результате прекраснейший елдак республики был низложен до куцего клитора. Каждый феминосегмент отрастил себе по паре гинекоемкостей, что спровоцировало нездоровый ажиотаж среди люмпенов нашего города, обделенных средствами сексуальной разрядки.
Теперь моноперсональные копы вынуждены огораживать площадь, чтобы не возникло давки. Ведь даже самый зачмыренный огрызок, недоперсонок, может расчехлить свою двухметровую благодать и преподать урок нежности этим дебильным сегментам некогда великой мультиперсоны, погрязшим в гнилом плюрализме.
Признаюсь, глядя на этот разврат, и я начал слабеть, и у меня тоже что-то там шевельнулось (слава Атману, успел отрастить нечто пристойное, с чем не стыдно показаться в сауне, и что не срамно вложить в ротик народной умелицы). Но не остановился для скорого мокрого дела, продолжил свой путь, отвергая навязчивые предложения о новом единстве от встречных дворников, девственно-одиноких моноперсон и даже от смотрителей фекальных стоянок.
Ведь наслышаны, суки, наслышаны о былой мультиперсональной славе нашей!

© Copyright Меро Михаил ([email protected])

"Ради всего святого, Монтрезор!"

Отлично

Внимание принято.
Закрыто.